Почти каждый писатель оставляет после себя различные автобиографии, многие ведут дневник, стремятся «остановить мгновение», зафиксировать текущий момент на бумаге. Среди тех, кто был подвержен этой тяге, и Максимилиан Александрович Волошин (1877–1932).

 

Поэт и переводчик, художник и критик, непризнанный гений и одна из самых загадочных фигур в истории русской поэзии. Брал ли он кисть в руки или перо – окружающая действительность начинала существовать. Макс как исинный демиург создавал магическую реальность вокруг себя. Где вполне себе счастливо и плодотворно жили и творили его друзья – поэты, художники, романтики и прочий творческий люд. Для своих многочисленных гостей Волошин придумал имя: «Орден Обормотов» и написал устав: «Требование к проживающим — любовь к людям и внесение доли в интеллектуальную жизнь дома».

 

Дневник он вел нерегулярно, от случая к случаю, и работу над воспоминаниями откладывал на то время, когда не сможет уже писать стихи. И все-таки мемуарная проза привлекала его к себе чаще, чем многих других его современников…

 

Вести дневник Максимилиан Александрович начал в 1890 году, будучи учеником третьего класса гимназии. Вскоре бросил, но возвращался к нему и в 1891, и в 1892, и в 1893 годах. В 1892 году он отметил: «Мое теперешнее самое заветное желание – это быть писателем». И на дневник в это время он смотрел, как на средство подготовиться к этому поприщу, научиться наилучшим образом выражать свои мысли.

 

Автобиографии (своего рода концентрированную мемуарную литературу) Волошин писал не один раз. Некоторые из них включены в сборник.

 

Волошин предъявлял к воспоминаниям достаточно высокие требования. Еще в 1904 году в его дневнике появилась запись: «Область воспоминаний – область тайная и интимная. <…> Написать перечувствованное, пережитое – невозможно. <….> Пережитое – описанное – всегда слабый пересказ, но не сама действительность».

 

Ценность этих воспоминаний и в том, что Волошин был близко знаком с В. Ивановым и Федором Сологубом, Андреем Белым, А. Н. Толстым и К. Д. Бальмонтом.

 

Встречался с В. Э Мейерхольдом, Н. К. Рерихом, M. M. Пришвиным, П. А. Флоренским, Анатолем Франсом, Пабло Пикассо и многими, многими другими. У него в Коктебеле гостили С. Н. Дурылин, Е. И. Замятин, Л. М. Леонов, А. Соболь, К. И. Чуковский, Г. А. Шенгели, К. С. Петров-Водкин, М. Ф. Гнесин, З. П. Лодий, А. А. Румнев, Г. С. Уланова, А. А. Юмашев – писатели, поэты, художники, артисты, композиторы, ученые, летчики и приближенные к ним… 

 

Начало 1917-го… революция, гражданская, новый строй. Это были очень непростые годы. Но и здесь  Волошин ни в чем не изменял себе. По – моему, нет таких, кто бы осмелился тогда признаваться в увлечении оккультизмом и теософией, декларировал свое отрицательное отношение «ко всякой политике и ко всякой государственности» или позволял себе парадоксы типа: «Корень всех социальных зол лежит в институте заработной платы…».

 

Смело?... Или безрассудно?.. Так или иначе, Волошин оставался верен самому себе.

Будь один против всех: молчаливый, твердый и тихий.

Воля утеса ломает развернутый натиск прибоя.

Власть затаенной мечты покрывает смятение множеств!

(это он уже напишет в 1925-м в стихотворении «Поэту»)

 

На все уговоры друзей покинуть Россию Волошин отвечал отказом. «Когда мать больна — дети ее остаются с нею»,— говорил он. Все «волны гражданской войны» проходят в Крыму особенно жестко, но Волошина спасает любовь к своей Киммерии и к людям – белым и красным, нищим и богатым…

Забыть не значит потерять:

А окончательно принять —

В себя, на дно, навек… — писал он в 1907 году.

 

Ах, сколькими легендами было окружено имя Макса при жизни! Обыватели судачили о хитоне, в котором он «разгуливает» у себя в Коктебеле, о его многочисленных «женах». Критики характеризовали его как легкомысленного не поэта, нет, но чеканщика строф… журналисты рисовали образ претенциозного эстета.

 

Все это имело под собой основание — и все было лишь подобием правды.

Сам Максимилиан Александрович считал, что в целом не был понят современниками. «Меня много ругали и поносили, но никто не взвешивал», – писал он Евгению Ланну в 1920-х.

 

Для многих и многих Волошин и доселе остается загадкой. Как он из достаточно отстающего в учебе гимназиста превратился в редкого эрудита, тонкого знатока литературы и искусства, поэта-пророка?.. Откуда в нем неудержимая тяга к мистике, ко всему таинственному и непознанному?.. «Волошин – явление на закате российской имперской культуры, – заключал Маковский. – Фигура, ни с какой другой не сравнимая…».

 

В чем же его особость?

 

Причиной всего была  его высокая духовность, его идеализм. «Поэт верил в бессмертие духовного начала – как во всем мире, так и в себе самом», - говорят критики.

 

И не иссякнет бытие

Ни для меня, ни для другого.

Я был, я есмь, я буду снова!

Предвечно странствие мое!

(«Я верен темному завету…» 1910)

Он верил в высшее предназначение всего «Всюду – и в тварях, и в вещах томится Божественное Слово». Наверное, эта вера давала ему силу противостоять всем невзгодам и испытаниям.

Для разума нет исхода.

Но дух, ему вопреки,

И в безднах чует ростки

Неведомого всхода…

(«Из бездны» 15 января 1918 года).

 

Среди записей 1932 года особое место занимает Коктебель. Киммерия, как называл ее Волошин, была ему так дорога, что он называл ее одним из самых красивых земных пейзажей. Мне хочется рассказать тебе кое –что о коктебельском пейзаже… писал он.

 

Видимо Киммерия и правда место мистическое и сакральное. Тут тебе и соединение горного и морского пейзажа, широкого предгорья и степных далей. А фон и цвет пейзажа всегда разный. А Карадаг, который так восхищал не одно поколение поэтов и писателей? Он являлся, по мнению Волошина «порталом какой – то неведомой страны». Стоит только взглянуть на картины Богаевского, чтобы понять, прочувствовать всю силу, мощь этого древнего места - Киммерии. 

 

«Нет слов передать, какой восторг охватывает меня иногда перед природой. Никогда я не насыщусь ею вполне, тут нужно сто жизней, а не одна!», - писал  Богаевский К.Ф.

 

В интерпретации Максимилиана Волошина «Самоё имя Киммерии происходит от древнееврейского корня KMR, обозначающего «мрак», употребляемого в Библии во множественной форме «Kimerir» (затмение), Гомеровская  «Ночь киммерийская» — в сущности тавтология». Поэт считал, что «исторический пейзаж стремится стать историческим портретом земли. Лицо земли складывается геологически, так же, как человеческое лицо — анатомически, и точно так же определяется морщинами, шрамами и ранами, оставленными на нем стихиями и людьми: знаками мгновений. В этом — смысл Исторического Пейзажа». 

 

Творческая Мекка, она и сейчас привлекает многочисленных гостей. 

 

В книге «Путник по Вселенным» представлены уникальные фотографии, передающие дух времени: Елена Оттобальдовна Кириенко – Волошина с Максом (1878), А.М.Кириенко - Волошин, отец Макса. Маргарита Сабашникова – его жена, дом поэта с внутренним интерьером, его многочисленные друзья и гости.

 

Когда в период испытаний и тревог захочется понять что-либо о мироустройстве, и несправедливости или наоборот - чуткости этого мира, возьмите в руки мемуарную прозу Макса Волошина. Иногда то, чего нам не хватает, лежит рядом… на расстоянии вытянутой руки. Надо бы только взять.

 

Читайте и будьте счастливы!

 

Книгу можно взять в ЦГБ им. А.С. Пушкина